<<< Вход в школу

Пип не рассчитывал, что Дэмиен пойдет с ним. Он рассчитывал, что они сейчас тихо-мирно разойдутся, Пип пойдет к себе, соберется там в одиночестве и потом пойдет обратно к сыну Сатаны, если уж ему так хочется видеть его блондинистую физиономию рядом с собой вот уже второй день кряду. Но нет, вместо этого Дэмиен захотел следовать за Пипом, похоже, вообще везде. Сам Пип вздохнул и, согласно указанию, повел. Не говорить же, право дело, что это не было приглашением, это было бы невежливо.
Вообще, Пип чувствовал себя достаточно глупо. Вот перед ним идет человек, занимающий все его мысли, а он ему и слово сказать боится. Боится, как тот отреагирует на его маленький дом, и только осторожно направлял его, когда Дэмиен собирался свернуть куда-нибудь не туда. Идти было не очень долго, меньше, чем утром. Практически взлетев на ступеньки крыльца, обгоняя Дэмиена, Пип обернулся и, скрывая нервно подрагивающие руки, смущенно улыбнулся своему гостю, в кои-то веки смотря на него почти вровень.
- Ну... вот, собственно, - он открыл дверь и, подхватив утреннюю газету, пропустил всё такого же угрюмого Дэмиена внутрь, - не обессудь.
Быстро раздевшись, он повесил пальто на вешалку, бросил газету на столик в ванной, рефлекторно поставил чайник греться и вернулся к брюнету, аже успевшему к тому моменту упасть в район дивана.
- Ты располагайся, а я сейчас вернусь, - он улыбнулся, тряхнул головой и, заправив выбившуюся прядь за ухо, скрылся за дверью спальни.
Оставшись один, Пип рухнул на кровать и закрыл глаза. Дом и правда успокаивал; парень никогда не ценил, пожалуй, свою скромную обитель так, как сейчас, после долгого блуждания по Южному Парку. Просто нужно немного тишины, совсем немного, если он задержится чуть дольше, чем минут десять, Дэмиен вряд ли на него обидится. В конце концов, пусть тоже полежит немного спокойно. Филипп не питал никаких иллюзий по поводу отношения к нему местного Антихриста - наверняка он тоже от него устал за все эти часы. В конце концов, сегодня Пип только и делает, что дергает его по поводу и без.

Вечер тринадцатого декабря, и Пип, кажется, спит. В голове - неясные яркие картинки, образы, он где-то между сном и реальностью, в сладкой полудреме, столь превозносимой многими.
Ему снится, что открылась дверь, что кто-то вошел и лег рядом. Пип сквозь сон вспоминает о Дэмиене, о том, что оставил его в гостиной, что пора идти, давно пора, но господи, как хорошо, так, наверное, не бывает в жизни.
Филипп открывает глаза; перед ним лежит Дэмиен, тот самый Дэмиен, но теперь британец точно находится в ясном сознании. Такая ситуация, в принципе, лежит за пределами возможного; кажется, в фильмах в такие моменты просят ущипнуть. Пип просить не стал; он осторожно сел, упершись руками в кровать, стараясь по первости не упасть на гостя. Бегло оценив ситуацию, он понял, что выбраться из этого положения, так или иначе не потревожив Дэмиена, не представлялось возможным, оставалось только вернуться в то же положение и ждать, пока его высочество изволит выспаться.
'Он же весь день сегодня спит, сколько можно,' - непроизвольно подумал Пип, наблюдая за спящим Антихристом, таким живым и настоящим. Ему ведь столько взглядов приходится выдерживать за день, словно он какая-нибудь зверушка в зоопарке, а Пип - он ведь немножко совсем, Дэмиен не будет злиться.
Его рука едва заметно подрагивает, когда Филипп решается поправить упавшую на дьявольские глаза прядь. У Дэмиена - никакой реакции, и только выдохнув блондин понимает, что, кажется, задержал дыхание. Каким глупым он кажется сейчас сам себе, но и в этом он находит некое упоение, даже спокойствие.
Он думает, что если не лучше, то точно не хуже других, когда, в тихом восторге от собственной непонятно откуда взявшейся смелости, легко целует губы спящего Дэмиена, а потом ложится рядом, поддаваясь импульсу и, черт возьми, обнимает этого мрачного типа, произнося на выдохе, почти неразличимо, его же собственное 'не уходи', и теперь остается только ждать, ждать, ждать.

Пип не знал, сколько пролежал вот так, осторожно, почти боязненно касаясь практически самого Дьявола во плоти, правда, совсем не по этой причине.
Мозаичное восприятие; он, кажется, ловит сейчас каждую мельчайшую подробность обстановки, и они все всплывают обрывочными фактами: стол, чуть приоткрытая занавеска, где-то в отдалении тикают часы. Темнеет, зимой всегда темнеет рано, а полумрак так упоителен.
Ни одна из мыслей не идет далеко, все они словно привязаны к материальным объектам, его окружающим, будто бы эти объекты силой тянут их к себе, не давая задуматься о чем-то серьезном, хоть более-менее. Где-то там, в глубине сознания, живет что-то совсем другое, что-то, что пытается его - безуспешно - вразумить. Это ведь так приятно, поросто быть рядом с кем-то. И пусть это, возможно, только простейшая реакция на доброту, столько лет нереализованное желание с кем-то делиться, кому-то себя дарить, всего, без остатка. Это, пожалуй, даже жалко, но Пипу всё равно. Точно так же, как ему всё равно, что будет дальше. Пусть Дэмиен потом только посмеется, как и все остальные, как тогда, в тот дурацком третьем классе, будь он трижды проклят, над его безграничной, безрассудной, глупой доверчивостью.
Сейчас ему всё равно, пока они тут одни, в этой маленькой комнате. Филипп сейчас чувствует себя почти счастливым, да что там, это идиотское счастье никак не идет из головы. Чувства - такая дурацкая штука, такая сложная.
'Попался,' - слышит он над ухом, какое чертовски точное определение. И ему ведь можно не отвечать, когда руки Дэмиена змеей окольцовывают его плечи, а только сжать сильнее пальцы на дэмиеновском плече, упакованном в черную ткань, ведь можно? И снова предательское сердце колотится, стучит так, как стучат барабаны на параде, заглушая остатки беспомощных мыслей, теперь уже таких ненужных.

Говорят, что Бог - это абсолютное воплощение блага. Что всё искреннее, настоящее, идет от Бога, что этот самый Бог - истинная любовь.
Пип готов смеяться в лицо каждому, кто скажет ему так, потому что тот, кто сейчас целует его, даже отдаленно не похож на Иисуса, никогда не был, никогда не будет. О нет, это Иисус по сравнению с ним - бледная копия, бессмысленная поделка, а он, Филипп, так заблуждался всё это время.
Кажется, всё тело, все чувства на пределе. Каждый поцелуй Дэмиена - как откровение, если бы Пип слушал его речи два, три, сколько угодно дней подряд, он не узнал бы его лучше, иногда слова только портят всё, рушат это хрупкое равновесие. Слова в современном мире уже давно ничего не значат, люди бросают их на ветер, как пепел, но прикосновение - совсем другое дело; Пип убежден, что они не лгут, и что Дэмиен не лжет, когда с запредельной нежностью целует его губы, а когда появляются более агрессивные ноты, его страсть граничит с жадностью, и британец почти что срывается на стон от удовольствия. Пусть теперь Дэмиен думает что угодно о нем, и если бы он сейчас вонзил нож ему в сердце, Пип бы и не почувствовал.
Его принц тьмы разрывает поцелуй и выпрямляется, а блондин только и может, что, стараясь продлить наслаждение хоть немного, по инерции двигаться за ним, хоть на пару дюймов, чтобы потом упасть на подушку. Казалось, вместе с этим вернулся и страх, сковавший моментально всё тело, будто бы и не было ничего этого, и моментально вернулись все его глупые опасения.
Он осмеливается открыть глаза только через несколько секунд, и Дэмиен всё еще здесь, смотрит на него каким-то особенным взглядом, хотя это может быть и только игрой воспаленного воображения. Он слабо улыбается, хочет что-то сказать, но сын Сатаны опережает его; Пип чувствует, как тонкие пальцы Дэмиена пробираются под его рубашку, и мысли не поспевают за ощущениями. Вместо ответа на его фразу Пип только кивает, и дело не в том, что он боится, нет, совсем не в этом, просто то, что происходит сейчас между ними столь чисто для него, что он не хочет более никак не опошлять, сейчас не нужно больше ничего. Блондин запускает руку в угольно-черные волосы Дэмиена, и они мягко струятся по коже; единственное желание сейчас - снова почувствовать его поцелуй, и, когда он получает это желаемое, Филипп закрывает глаза, отгораживаясь от всего окружающего мира.
'Кому вообще нужен этот Иисус, если Антихрист столь прекрасен.'

охох, нам для полноты картины нужен ангст! xD

Отредактировано Pip (2009-11-24 20:51:18)

Пип позволяет себя поднять; вернее, он даже не отсекает происходящего, просто старается быть ближе к тому, кто стал для него за два дня буквально всем, он будто бы и не жил раньше. Все, даже самые банальные, описания, встречавшиеся ему, стали в одночасье такими понятными и такими верными, и ничто, казалось, уже не может разрушить эту его утопию.
В том же порыве он обнимает Дэмиена за шею, прижимаясь к нему всем телом, стремясь ухватить всё, что отдает ему Дьяволов сын, пусть, возможно, он сам этого и не подозревает. Неважно, Филипп знает, он всё теперь знает, всё, что было раньше, сложилось в одну, единую картину, и это чувство осознания, обнаружения в себе самом новых качеств и новых чувств - оно почти так же прекрасно и приводит в такой же восторг, как каждое, даже мимолетное, случайное прикосновение к Дэмиену, как его руки, оплетающие талию блондина.
И, казалось бы, о чем еще можно мечтать, но и тут выходец из Ада находит способ еще раз удивить Пипа, когда, прервав поцелуй, говорит ему, что любит. Просто два слова, в общем-то, но почему же тогда от них так хорошо, больше, чем он мог себе представить. Как глупо было думать раньше, что это так просто - выразить в незатейливых словах чувства, а он ведь думал, и не понимал, почему им придают такое огромное значение.
Судя по его дальнейшим действиям, сам Дэмиен не ожидал от себя подобной вольности, потому что он оттолкнул Пипа, которому пришлось опереться на руку, чтобы не упасть, и переместился куда-то на край, так непреодолимо далеко. Холод мгновенно полоснул по месту, где только что были такие теплые и уже родные руки Дэмиена, и Филипп поправил рубашку - безуспешно, этот мерзкий холод всё равно здесь, и никуда от него не деться, и снова целый водоворот противоречивых чувств и мыслей. Только что ведь Дэмиен был тут, рядом, и всё было так хорошо, а теперь, совсем как когда-то давно, в момент всё рухнуло, и обидно до слез. Нет, он, Пип, не должен позволять с собой так поступать. По крайней мере, не тому, кому он доверился полностью, не тому, кто был так нежен с ним всего мгновение назад.
Несколько секунд, а может, минут, Пип не знал, он пытался унять дрожь и убедить себя в том, что он может спокойно протянуть руку, прикоснуться к Дэмиену снова, это ведь так просто, дотронуться, заговорить с человеком, который целовал тебя, который обнимал тебя, так почему же он так, черт возьми, боится?
- Дэмиен, - зовет Пип, но голос подводит его и срывается на полуслове; однако же, раз начав, он становится смелее и повторяет, уже более четко, стараясь произнести это так нежно, как он может, и, наконец, уговаривает себя подвинуться ближе и положить руку ему на плечо, и его кожа выделяется болезненно-белым цветом на черном пуловере, - Дэмиен... что-то случилось? Что-то не так?

Дэмиен сидел и думал, и молчал, и Пип пытался тщетно угадать, что именно помышляет сын Сатаны. А в голову вместе с тем закрадывались нехорошие, неуместные мысли: британец внезапно подумал, достоин ли он быть рядом с таким человеком, как Дэмиен, и что будет дальше, и что, если он и правда решил только поиграть, прежде чем вернуться домой, к отцу, в Ад?
'Вернуться в Ад. Когда-нибудь ему нужно будет вернуться,' - такая логичная, такая неожиданно правильная мысль, которая почему-то не приходила в его голову раньше, прорезала сознание, но случая запаниковать не представилось: в ту же секунду Дэмиен снова лег, потянув за собой и британца.
'Всё хорошо,' - сказал он, но Пип почему-то посчитал, что хорошо, кажется, не всё - из-за тона ли, из-за того, что ему предшествовало, но тем не менее.
'Если вздумаешь предать меня, я убью тебя,' - добавил Антихрист, так, будто это было совершенно обычным, будничным делом. Так, как будто и не было в эти слова вложено того смысла. Так обычно говорят что-то вроде 'не забудь ключи', и вот это страшнее всего. Нет, не предательство - Пип и представить не мог, что даже в перспективе способен предать Дэмиена, да и как, право же, он ведь обычный мальчик. Что, уйти к кому-нибудь другому? Это же смешно. Ему теперь и правда нечего и некого бояться, кроме сына Дьявола, а если это единственное условие, которое он ставит, то Пип справится, по-другому и быть не может.
- Ох, чай! - Дернулся Филипп, когда Дэмиен напомнил ему об этом; он ведь напрочь забыл, что ставил чайник вообще!
'Это было так давно, как давно это было? Час, два, сколько часов назад? О, боже!'
- Я же совсем забыл про чай! Он, наверное, остыл уже, я пойду снова поставлю, - и, охваченный почти паническим энтузиазмом, Пип выскользнул из объятий зла во плоти, срываясь на кухню.
Убедившись, что всё с его кухней, с чайником (попутно-таки поставив его заново) и прочим в порядке, Филипп вернулся в комнату, и, приокрыв дверь и прислонившись к косяку, спросил:
- Ты, наверное, голоден? Я мог бы что-нибудь приготовить, хочешь?
'Хотя бы банальные бутерброды.'

Отредактировано Pip (2009-11-27 13:36:05)